Купец и большевик (№46)

   Мемуаристы отзывались о нём, как об «одной из самых интересных личностей симбирского общества начала XX-го века». Купец Алексей Павлович Балакирщиков был умён, привлекателен, уважаем, счастлив в коммерции и общественных должностях. Немалое богатство, вдобавок, позволяло ему быть оригинальным.

 Отбывая нетяжёлую воинскую повинность, в 1903 году 32-летний преуспевающий буржуа, отец семейства познакомился с сосланным в Симбирск из самого Санкт-Петербурга студентом-медиком, 22-летним большевиком Юрием Александровичем Кролюницким. Знакомство обернулось в крепкую дружбу, а та аукнулась стремлением к общественным идеалам, которые проповедовал товарищ Юрий.

 Но как достигнуть их в самодержавной России? Только через пропаганду, агитацию и вооружённое восстание! В пору 1-й русской революции, Алексей Павлович поселил товарища большевика во флигеле у себя на усадьбе по Ново-Казанской улице (ныне Гагарина). Чтобы Юрий Александрович мог тиражировать прокламации, друг-буржуй приобрёл печатный станок. Стук машины друзья заглушали, день напролёт заводя граммофон.

 По рассказам, здесь же, в домике, из подручных средств и разных химикалий, товарищ Кролюницкий соображал взрывчатку и варганил «бонбы», которые собирался метать в чинов полиции и губернской администрации. А Алексей Павлович, избранный старостой в Германовскую церковь, распропагандировал нижних чинов причта, дьячков и пономарей, требовать равных с «эксплоататорами»-священниками домов, квартир и участков в церковном саду.

 После того, как неизвестный бомбист смертельно ранил в сентябре 1906 года губернатора Старынкевича, полиция решила нагрянуть на «нехорошую» квартиру к товарищу Кролюницкому. Но Алексей Павлович уже успел подготовиться к обыску. Он снабдил друга деньгами и необходимыми документами, с которыми Юрий Александрович без приключений добрался до самого Парижа. На расспросы жандармов о печатном станке, купец спокойно отвечал, что хочет открыть собственную типографию и вот, прикупает для неё оборудование.

 7 октября 1906 года он действительно подал соответствующее прошение в Канцелярию губернатора и – чудо! – в тот же день получил разрешение, которого прочие смертные ожидали от двух недель до трёх-четырёх месяцев!

 «Власть имущие» не отказывали в возможностях «дающим», - подводил итог политическим коллизиям Алексея Павловича ульяновский краевед А.Н. Блохинцев.

 «Отец верил в революцию и считал её неизбежной. Однако он имел типографию, две мельницы и крупное хлебное дело. Мама, предвидя революцию, хотела, чтобы отец ликвидировал свои предприятия и перешёл на государственную службу, но он говорил, что сделать этого не может, так как должен побольше людей обеспечить работой», - писала в период «развитого социализма» о купце Балакирщикове дочь Тамара. И в чёткой организации производственного процесса на своих предприятиях Алексей Павлович, как раз, мало соотносился с социалистической проповедью.

 Летом 1914 года симбирские жандармы «конфиденциально» анализировали условия работы типографии Балакирщикова – той самой, начало которой дал «революционный» печатный станок: «Причиною недовольства рабочих в типографии купца Балакирщикова является строгое отношение к рабочим администрации; в типографии рабочим не разрешается ни выходить из помещений, ни отвлекаться посторонним делом от работы. Управляющий типографии Сигов все время понуждает рабочих к более быстрой работе. Рабочий день в типографии Балакирщикова в течение круглого года – девять часов в сутки. В другой же типографии Симбирска, принадлежащей купцу Токареву, рабочие чувствуют себя более свободно, в виду снисходительного к ним отношения администрации, кроме того, в этой типографии в летнее время рабочие работают только восемь часов в сутки».

 Может, что бывший идеалист, разменяв пятый десяток, целиком погрузился в дебеты и балансы? На смену высоким стремлениям пришёл «большой запрос» – как писал о своём купце Балакирщикове симбирский краевед М.Ф. Суперанский? Нет, романтика по-прежнему не оставляла горячего сердца Алексея Павловича! Но теперь его захватил не революционный, а патриотический вихрь, начало 1-й мировой войны – «Второй Отечественной», как величала её официальная пропаганда. Облачившись в офицерский мундир, купец Балакирщиков отправился на турецкий фронт. И там, среди скудных скал Армении, настигла Алексея Павловича в августе 1916 года неумолимая Судьба. Брюшной тиф свел 45-летнего капитана Балакирщикова в могилу. В запаянном гробу Алексей Павлович вернулся в Симбирск.

 Полтора года спустя не стало его лучшего друга. Юрий Александрович Кролюницкий окончил Сорбонну, сражался с германцами в рядах французской армии, в 1917 году вернулся в революционную Россию, поселился в Казани и занялся медициной. По странному совпадению, он тоже заболел брюшным тифом… При Советской власти, во флигеле, в котором обитал когда-то революционер, оборудовали химическую лабораторию. И вот, по обычной безалаберности, в начале 1960-х здесь расколотили внушительную ёмкость с ртутью. «Идеологически подкованные» химики, попытались утверждать – мол, ртуть, не их. Она осталась от товарища Кролюницкого: от опытов по изобретению взрывчатых веществ против разной «контры»!..

 Иван Сивопляс